Эта странная жизнь (Russian Edition)
Title: |
Эта странная жизнь (Russian Edition) |
Author: |
Granin D. A. |
Year Read: |
2016 |
Buy This Book: |
Amazon |
A very interesting book about a Russian Soviet-era scientist and polymath, Alexander Lubishev, who meticulously kept records of everything he did since his early twenties. He participated in the quantified-self movement before it was cool, even before it actually existed. Lubishev constantly kept detailed (down to 10-minute-granularity) records of how he spent his time. At the end of every month and every year he compiled large reports based on his records, and used them to both examine and guide his life. He was also a voracious reader and maintained a large personal library with detailed notes and reviews of every book he had read. This book provides a great account of his life, his interests, his aspirations, and the productivity and reading systems that he had developed over the years. Unfortunately, there’s no English edition yet, so the notes below are in Russian. Maybe in the future I’ll come back and translate them to English.
- Большая часть людей не пробует выйти за пределы своих возможностей; за свою жизнь они так и не пробуют узнать, на что они способны и на что – неспособны. Они не знают, что им не под силу. Печальнее всего эта благоразумность в науке. Ученый, который выбирает себе задачи по силам, достигает почета и солидной репутации. Он не совершал ошибок. Списки его работ безупречны, никто их не опровергал, они всегда были результативны. Если он брался за дело, он доводил его до конца. Но где-то там, за чертой этого длинного списка его печатных работ, начинается ненаписанное, несделанное – вот там, среди несовершенных ошибок, избегнутого риска и даже позора, таились, может быть, действительно великие открытия. И уж наверняка – открытие самого себя. Обидно прожить жизнь, не узнав себя – человека, который был тебе вроде ближе всех и которого ты так любил…
- Казалось бы, все усилия современного человека направлены на то, чтобы сберечь Время. Для этого создаются электрическая бритва и эскалатор; для этого мы летаем на скоростных самолетах, для этого мы мчимся в метро или по автостраде. А Времени становится все меньше! И нам «не хватает уже Времени для того, чтобы читать, для того, чтобы писать длинные письма, которые писали люди когда-то друг другу; нам не хватает времени любить, общаться, ходить в гости, любоваться закатами и восходами, бездумно гулять по полям… Куда исчезает Время? Откуда этот нарастающий цейтнот?! Мы его сберегаем, а его все меньше и меньше! И человек не успевает быть человеком. Человек не успевает проявить себя как человек,— не успевает осуществить ни заложенного в нем природой, ни реализовать свои способности, свои замыслы, свои мечты.
- только время наша собственность, – писал Сенека. – Природа предоставила в наше владение только эту вечно текущую и непостоянную вещь, которую, вдобавок, может отнять у нас всякий, кто этого захочет… Люди решительно ни во что не ценят чужого времени, хотя оно единственная вещь, которую нельзя возвратить обратно при всем желании. Ты спросишь, может быть, как же поступаю я, поучающий тебя? Признаюсь, я поступаю, как люди расточительные, но аккуратные – веду счет своим издержкам. Не могу сказать, чтобы я ничего не терял, но всегда могу отдать себе отчет, сколько я потерял и каким образом, и почему.
- большая часть нашей жизни уходит на ошибки и дурные поступки; значительная часть протекает в бездействии, и почти всегда вся жизнь в том, что мы делаем не то, что надо.
- мечтал стать подвижником и действовал по банальным рецептам героизма: прежде всего работа, все для дела, во имя дела разрешается пожертвовать чем угодно. Дело заменяло этику, определяло этику, было этикой, снимало все проблемы бытия, философии, ради дела можно было пренебречь всеми радостями и красками мира.
- Понадобились годы, чтобы понять, что лучше было не удивлять мир, а, как говорил Ибсен, жить в нем.
- Все его планы, даже самый последний, пятилетний план, составлялись им из предположения, что надо прожить по крайней мере до девяноста лет.
- Углубление работы приводило к ее расширению.
- Сложность планирования была в том, как распределить время дня. Он решил, что количество отпускаемого времени должно соответствовать данной работе. То есть кусок дневного времени для работы над, допустим, оригинальной статьей не должен быть очень мал или слишком велик. На свежую голову надо заниматься математикой, при усталости – чтением книг. Надо было научиться отстраняться от окружающей среды, чтобы три часа, проведенные за работой, соответствовали трем рабочим часам, – не отвлекаться, не думать о постороннем, не слышать разговора сотрудников… Система могла существовать при постоянном учете и контроле. План без учета был бы нелепостью, вроде той, что совершают в некоторых институтах, планируя без заботы о том, можно ли выполнить этот план. Надо было научиться учитывать все время. Деятельное время суток, «нетто», он принял за десять часов; делил его на три части, или шесть половинок, и учитывал с точностью до десяти минут. Он старался выполнить все намеченное количество работ, кроме работ первой категории, то есть самых творчески насыщенных. Первая категория состояла из главной работы (над книгой, исследованием) и текущей (чтение литературы, заметки, письма). Вторая категория включала научные доклады, лекции, симпозиумы, чтение художественной литературы – то есть то, что не являлось прямой научной работой.
- Большинство научных книг конспектировалось, а некоторые подвергались критическому разбору. Все выписки и комментарии регулярно подшивались в общий том. Эти тома, напечатанные на машинке – как бы итоги чтения, – составили библиотеку освоенного. Достаточно перелистать конспект, чтобы вспомнить нужное из книги.
- Чтение у многих людей, даже привыкших работать с книгой, напоминает поездку на поезде, когда страницы мелькают, равномерно, как километровые столбы. Глава проходит за главой, книга следует за книгой. Постоянное чтение, непрерывное чтение оценивается количеством прочитанного. Чем больше, тем лучше — таков внутренний счет. Эти листатели, пассажиры книжных поездов, ничего общего не имеют с истинными читателями, жаждущими постигнуть душу книги. Вот этих настоящих читателей можно скорее сравнить с людьми, совершающими экскурсию. Они, где хотят, где им интересно, остановятся полюбоваться, запечатлеть в памяти местность, они могут часами простоять, вникая, изучая. Для них важна не скорость, не километры, а постижение. Им нужно не посмотреть, а увидеть. Таково, в частности, было и чтение книг А. А. Любищевым.
- Любищев много читал, но еще больше он размышлял о прочитанном. Его комментарии всегда поражают неожиданным поворотом мысли, удивительными сопоставлениями и выводами. Он читал, как ученый, анализируя, проверяя… Он читал, жадно выискивая, поглощая и усваивая из самых разных континентов человеческого творчества все сколько-нибудь ценное. Степень такого усвоения постоянно возрастала. Метод чтения книг Любищевым ни в коем случае не рецепт, это скорее пример, достойный внимания и размышления. Крупный ученый, он сам вырабатывал удобный и нужный ему способ пользования книгами. Но способ этот тем не менее интересен и поучителен. Он давал высокие результаты. А главное— требовал активного отношения к прочитанному. Книги помогали вырабатывать взгляды, собственные убеждения, миропонимание, причем такое, которое состояло не из набора чужих мыслей, мнений, не из надерганных афоризмов, а создавалось как система, как пытливая работа ума, обогащенного знанием.
- Система не признавала времени, негодного к употреблению. Время ценилось одинаково дорого. Для человека не должно быть времени плохого, пустого, лишнего. И нет времени отдыха: отдых – это смена занятий, это как правильный севооборот на поле. Ну что ж, в этом была своя нравственность, поскольку любой час засчитывается в срок жизни, они все равноправны, и за каждый надо отчитаться.
- Читать его отчеты скучновато, изучать – интересно. Все же как невероятно много может сделать, увидеть, узнать человек за год! Каждый отчет – это демонстрация человеческих возможностей, каждый отчет вызывает гордость за человеческую энергию. Сколько она способна создать, если ее умно использовать! И, кроме того, впервые я увидел, какую колоссальную емкость имеет один год.
- Любищев вглядывается в отчет, как в зеркало. Амальгама этого зеркала отличалась тем, что отражала не того, кто есть, а того, кто был, только что минувшее. В обычных зеркалах человек под собственным взглядом принимает некое выражение, не важно, какое – главное, что принимает. Он – тот, каким хочет казаться. Дневник тоже искажает, там не увидеть подлинного отражения души. У Любищева отчет беспристрастно отражал историю прожитого года. Его Система в свои мелкие ячейки улавливала текучую, всегда ускользающую повседневность, то Время, которого мы не замечаем, недосчитываемся, которое пропадает невесть куда. Что мы удерживаем в памяти? События. Ими мы размечаем свою жизнь. Они как вехи, а между вехами – пусто…
- наука – не парламент, и большинство оказывается чаще всего неправым.
- Существует древняя поговорка: врач не может быть хорошим врачом, если он только хороший врач. То же с ученым. Если ученый – только ученый, то он не может быть крупным ученым. Когда исчезает фантазия, вдохновение, то вырождается и творческое начало. Оно нуждается в отвлечениях. Иначе у ученого остается лишь стремление к фактам.
- Узнать другого человека – это и значит добраться до его противоречивости.
- «Порядочными людьми» были для него те, умственный и моральный уровень которых соответствует «уровню коллектива». Он же требовал иного – истинной моральности, то есть чтобы человек самостоятельно работал над повышением этого морального уровня; чтобы мораль для него была не исполнением прописей, а процессом преодоления, работы.
- Про Любищева никогда нельзя было сказать: «он стал». Он всегда – «становился». Он все время искал, менялся, пересматривал, повышал требования к себе и к своим идеалам.
- Его считали чудаком. Он не отказывался от этого звания. Сократа тоже считали чудаком, что, кстати говоря, полностью отвечало сущности сократовского характера. Любищев понимал, что, вступив на еретический путь, он чаще всего будет встречать непониманне. Недаром Оскар Уайльд говорил: «Когда со мною сразу соглашаются, я чувствую, что я неправ».
- Каждого человека можно представить как потребителя времени. Он перерабатывает время на разные мысли, чувства, работу.